2084.ru (сборник) - стр. 37

Так вот выражение, оттиснувшееся на лицах трех Тихонов, живо напомнило Треплеву тогдашнюю очумелость кошачьей мордашки.

Комната была погружена в полумрак, тлел один ночник да помигивал огоньками музыкальный центр, издававший тихое подобие той какофонии, с помощью которой отшибленные совсем еще недавно гоняли пятерых тихушников по всей окрестности. Приглушенный долбеж был беспомощен, как взятый в наручники бандит.

Видимо, не только избыток средств побудил композитора отхватить столь огромную территорию под дачный участок. Бытовала в старину такая мера длины – переклик. Иными словами, расстояние, одолеваемое человеческим воплем. Так вот, надо полагать, радиус владений составлял переклика полтора.

А с другой стороны, как иначе? Сочинять лучше в тишине – даже если сочиняешь что-либо оглушительное.

– На фиг ты ему рот залепил? – буркнул Тиш, пытаясь хотя бы командирским тоном вернуть себе уверенность.

– Чтоб молчал… – робко отозвался Тихоня.

– А кто услышит?

Клейкую ленту, коей были опечатаны уста композитора, оторвали, но возвращенным ему даром речи тот воспользовался не сразу. Еще раз оглядел с интересом незваных гостей, пожевал губами и внятно произнес:

– Ну-ну…

Помолчал и добавил:

– Может, лучше чаек поставим?

Зря он это добавил. Предложение принято было кое-кем за издевательство, каковым, возможно, и являлось.

– Чаек? – взвился Тихоня. – Будет тебе чаек!

Вопреки общепринятому мнению, чем трусливее человек, тем беспримернее его отвага, поскольку в критические моменты рассудок у подобных субъектов отключается, а стало быть, жди подвига. Тихоня наверняка был трусоват и, как следствие, чрезвычайно опасен. Выхватив у Тихуши динамик, он неистово предъявил его обездвиженному.

– И что? – с любопытством осведомился тот.

– А вот что… – страшным предсмертным шепотом ответил ему Тихоня – и нажал клавишу.

Это в замкнутом-то пространстве! Нет чтобы поставить устройство на таймер, а самим быстренько покинуть место преступления… Казалось, мир лопнул по швам. Содрогнулся огонек ночника, мигнули диодики на ящиках музыкального центра. Композитор – и тот поморщился. Террорист же выронил динамик и медленно в три приема опал на ковер. Как застреленный.

Чай пили в столовой. Празднично пылала хрустальная люстра, сверкала крахмальная скатерть, и лишь немногочисленные обрывки скотча на пижаме хозяина напоминали о досадном инциденте. Окна, лишенные противомоскитных сеток (откуда бы взяться комарам в августе!), были распахнуты в населенную цикадами и сверчками ночь. Веяло прохладой.

– Знаете, Антон, – задумчиво говорил композитор, с любопытством поглядывая на старшего из гостей. – Вы так мне кое-кого напоминаете, что вас иногда хочется назвать Антоновичем… честное слово!

– Хочется – называйте, – позволил тот.

К тому времени он уже пришел в себя, и следует сказать, что в себе ему не понравилось. Было там как после погрома. Ничего себе будущее: не бомбежка – так облава, не облава – так дурацкий демарш трех малолетних отморозков.

– Извините! – сказал композитор. – Вас уже, наверное, достали… Но кроме шуток – очень похожи. Очень.

– Не было у Треплева сыновей, – буркнул Тиш, не поднимая головы.

Три незадачливых диверсанта сутулились каждый над своей чашкой и друг на друга не смотрели. Переживали позорный провал. Хуже всех приходилось Тихоне – опять подвел! Чуть не помер, самоубийца. Какой уж тут теракт! Не до теракта…