1993 - стр. 16

– Я разок вдарю, и труба упадет… Не веришь?

– Верю.

– Дай!

– Дурак, что ли? На хрена мы сюда ходили? Твоей же Лене вызов снова принимать.

– А мы больше не примем. Дай!

– Слушай, кто из нас бухал? Оставайся здесь тогда. Кулаками ломай. Геро-ой… – Кувалда решительно пошел в коридор. – Лучше с Хромова пример бери.

Со слесарем Игорем Хромовым на прошлой неделе была особенная история. Затопило ЦТП – центральный тепловой пункт, для него родной, как пять своих пальцев. Вода хлещет – горячая и холодная, жесткая, для промывки бойлерных труб. Откачали перегретый пар – не дай бог вдохнуть: и ноздри, и легкие склеятся. Потом дождались, когда горячая разбавится холодной, горячую смогли перекрыть, а холодную нет. Хромов разделся до трусов. Вошел с улицы по ступенькам. Поплыл. В темноте. Сто метров плыл. Нырнул. Знал, где нырять. Два метра в глубину. Под водой повернул задвижку, остановил воду. Вынырнул, поплыл обратно. Всё в темноте. Потом уж подключили насос – стали воду откачивать. А Хромов обтерся курткой, оделся. И сиял, как именинник. Над ним шутили, он еще больше сиял. Валерка нос двумя пальцами зажал: “Ой, мышами воняет!”, а Хромов – сияет, как будто оглох.

Шли обратно. Впереди опять послышался кашель. Виктор говорил громко, так, чтобы вместе со светом фонаря слова перелетали через плечо Кувалды, вставали на пути, заставляли задуматься:

– Сейчас другие времена. Я бы не поплыл! Не! Я тебе больше скажу: раньше я не мусорил. Если кто бумажку кидал, мог ему замечание сделать. Теперь мусорю! Бумаги кидаю, бутылки. Пускай. И хоть бы все трубы погибли. У меня мысль такая бывает: взять лом или молоток и по подземелью ходить. И трубы курочить. Зимой желательно. А? Вот когда без воды и тепла народ окажется – может, призадумается о жизни. Опомнятся, но поздно будет. Их будить нужно. Как в колокол – бам, бам, бабах. Одну трубу, другую… Все эти старые трубы наши разбить к чертям. Демократы-то новых не поставят. Я бы так и делал, но сам знаешь: прорвет трубу, и сварюсь заживо. Игра, как говорится, не стоит свеч. Да и жалко людей. Жалко людей, – повторил Виктор. – Ничего с собой не поделаю. Сегодня люди в троллейбусах сгорели. Жалко. Как родственники прямо. А нас-то не жалеют. Кто в Кремле засел, ты знаешь, я уже говорил…

Кувалда шел по коридору, не оборачиваясь.

Под ногой что-то упруго подпрыгнуло и отскочило мячиком.

– Крыса! – крикнул Виктор хрипло.

Кувалда притормозил и бросил через плечо:

– Не митингуй.

Вышли в зал. Толстяк непонятного возраста сидел на корточках у стены. Круглое лицо, длинные черные волосы, слежавшиеся.

– Работали? – спросил подозрительно, с очевидным усилием сдержал кашель и наморщил лоб, образовав глубокую борозду.

– Ты чего кашляешь? – спросил Виктор.

– Идем, – сказал Кувалда.

– Эмфизема, – сообщил толстяк название диковинного цветка, живущего в легких.

– А остальные где? Вас же вроде больше было.

– Ночью жизнь только начинается! – сказал толстяк наставительно. – Ночью – все дела…

Он кашлял с наслаждением, увлеченно, как будто расчесывал какие-то внутренние коросты. Поднялся было, но новый виток кашля искривил его лицо, поехавшее вбок, он сгорбился, обвис, протянул ладонь и выдавил:

– Помоги!

– У меня с собой денег нет, – сказал Виктор неуклюжую фразу и бросился догонять товарища.