1972. Олигарх - стр. 5
– Специально – сквозь зубы шипит девчонка – Проучить решили. Один гад все клинья подбивал, мол, зайду к тебе после отбоя, а я его нахрен послала. Вот и решил эту мразь Любку подослать. Осторожно!
Предупреждение запоздало, но Настя успела повернуться, и удар ногой пришелся ей не в спину, а в сильное, мускулистое бедро. Но все равно было больно, и Настя едва не упала. Пиналась эта гадина очень даже умело, как мужик пиналась!
И тут же Насте прилетел кулак, от которого она успела увернуться, поднырнув под чисто боксерский удар.
Выдохнув, Настя перехватила руку Любки левой рукой, правой цапнула ее между ног, легко, будто та ничего не весила – подняла на вытянутые руки и чуть разогнавшись, будто копьеметательница запустила Любку в старинный пруд, вокруг которого собственно и гуляли пациенты. Пруд был очень старым, еще дореволюционным, от него пахло тиной и в нем прыгали мириады рачков-дафний, которыми аквариумисты кормят рыбок. Любка вошла в воду с грохотом и брызгами, как выброшенная из торпедного аппарата катера торпеда, и сразу же скрылась под водой.
Настя поморщилась – не дай бог утонет! Тогда ей просто будет нагоняй и изолятор, а со смертью этой гадины все осложнится. Точно продержат в больнице полгода, а то и больше – чтобы убедиться, что Настя больше не представляет опасности для окружающих. И еще – будут пичкать всевозможными мерзкими препаратами, от которых человек медленно, но верно превращается в овощ.
Но все обошлось – дерьмо не тонет. Любка вынырнула и с шумом, как самый настоящий гиппопотам выбралась на берег. Настя уже приготовилась снова дать отпор, но Любка пошла в больницу, оставляя за собой мокрую дорожку болотной воды.
– Щас нажалуется и тебя засадят в изолятор – сплюнула кровью девчонка, и тут же без перехода сказала – Мне зовут Лена. А тебя?
– Я Настя – подумав секунду, ответила Соломина. Нужно было социализироваться, а как это лучше сделать, кроме как чаще общаясь с хроноаборигенами?
– Вон, уже бегут, мрази! – снова сплюнула Лена, глядя на приближающихся к ним двух санитаров, и торопливо добавила – Увидимся. Подружимся. И это…спасибо!
Выйдя из изолятора через неделю, Настя с удивлением узнала, что ее перевели из душной общей палаты, в которой лежали десять человек в палату Лены, где в комнате на четверых, или даже шестерых пациентов, «ютилась» только одна, привилегированная пациентка. Там уже стояла вторая кровать – широкая, новая, длинная – как раз под стать Насте, а еще – было очень прохладно, ибо работал встроенный в окно кондиционер, роскошь просто невозможная для палаты психлечебницы. В общей палате даже окна нельзя было открыть, потому в ней всегда стояла удушливая жара и вонь. Вонь от немытых тел, вонь мочи – некоторые пациентки мочились под себя, сортирная вонь – унитаз плохо смывал, а еще – некоторые просто не успевали до него добежать…
Настя некогда прошла такую подготовку, что эти запахи и такие трудности для нее были плевым делом, но…лето, жара, пот течет…а тут еще смердит, как в общественном сортире, и деться тебе отсюда некуда. И возмущаться нельзя – тут же запишут в историю болезни, представят агрессивной сумасшедшей, которая всем недовольна и склонна ко всему, чему угодно. Нет уж, лучше потерпеть и не выступать.
У Лены же – чистота, порядок, телевизор, кондиционер, холодильник, и даже окно открывается! Даром что на нем толстенная решетка, которую выдергивать только грузовиком. А еще – в «номере», иначе его никак не назвать – душ и туалет!