1918: Очерки истории русской Гражданской войны - стр. 23
Как и нужно было ожидать, державы Согласия на категорическую телеграмму большевиков не ответили.
9 января советская делегация, возглавленная на этот раз вместо Иоффе самим уже народным комиссаром по иностранным делам Троцким, однако, снова вернулась в Брест. Гофман был прав, когда, успокаивая австрийцев, говорил, что «русские массы стремятся к миру, армия разложилась и состоит лишь из недисциплинированных во оруженных орд и что единственным шансом большевиков удержаться у власти является заключение мира. Они все равно должны, – добавил он, – принять все условия Центральных держав, как бы тяжелы они ни были»[47].
Стремясь к миру какой угодно ценой, большевики, однако, наивно считали возможным использовать переговоры в целях мировой революции, и Троцкий начал свою революционную болтовню.
Между тем немцы допустили в Брест делегацию Украинской Центральной рады, с которой с 12 января начали, параллельно с советской делегацией, переговоры. Двое, по свидетельству Гофмана, юношей (Любинский и Севрюк), стоявших во главе этой делегации, были, конечно, без труда обойдены Гофманом, который их требования о присоединении к Украине населенных «украинцами» Восточной Галиции и Буковины назвал «наглостью», но охотно пообещал им за счет Польши Холмщину. Троцкий сразу почуял неладное в сепаратных переговорах с украинцами и заявил, что он не признает их полномочий, так как границы территории Украины до сих пор еще не определены (2-й и 3-й Универсалы, см. выше), и предложил прервать переговоры на несколько дней. 18 января советская делегация во главе с Троцким вторично покинула Брест.
В тот же день большевики или, точнее, караул во главе с матросом Железняком без малейшего сопротивления разогнал в Петрограде то Учредительное собрание, мечты о котором служили главным предметом болтовни всей русской революционной демократии в течение всего 1917 г.
Сопротивление окраин октябрьскому перевороту встревожило большевиков, и в конце декабря (20-го и 21-го) создается Всероссийская коллегия по организации Рабоче-крестьянской Красной армии (Подвойский, Мехонощин, Крыленко и др.), а Антонов-Овсеенко назначается народным комиссаром по борьбе с контрреволюцией.
Из окраин наибольшее значение в это время имели, конечно, Дон и Украина. Поэтому и план Антонова заключался в следующем:
«1. Опираясь на революционных черноморских матросов, провести организацию Красной гвардии в Донецком каменноугольном бассейне.
2. С севера и от Ставки (Могилева) двинуть сборные отряды, предварительно сосредоточив их в исходных пунктах: Гомель, Брянск, Харьков и Воронеж.
3. 2-й гвардейский корпус, особенно активно революционно настроенный, двинуть из района Жмеринки, где он был расположен, на восток для сосредоточения в Донецком бассейне»[48].
По существу дела, конечно, говорить о каком-либо плане не приходится. Налицо было скорее чисто стихийное стремление, образовав заслон в сторону менее активной Украины, всеми наличными силами обрушиться на более активный Дон. Однако для выполнения этих задач советская власть в эту эпоху не обладала ни военным аппаратом управления, ни войсками. Первые советские формирования в декабре 1917 г. носили поэтому чрезвычайно сумбурный характер. Это были «отдельные отряды», «колонны», «летучие отряды» и т. д., возглавленные случайными начальниками. Каждое такое соединение, состоявшее из добровольцев, преимущественно матросов, рабочих и остатков разных частей старой армии, обычно не превышало по своей численности 1000–2000 бойцов при нескольких десятках пулеметов и нескольких орудиях. Отряды эти были малобоеспособны, недисциплинированны, быстро подвергались разложению и бунтовали. Главной надеждой советской власти была в этот период возможность их пополнения при движении на юг рабочими Донецкого района и черноморскими матросами. Общей для всех этих отрядов была тактика, получившая впоследствии наименование «эшелонной», т. е. движение этих отрядов в железнодорожных составах лишь вдоль главных магистралей железных дорог.