#1917: Человек из раньшего времени. Библиотека «Проекта 1917» - стр. 13
Поднимаясь в комнату дочери вторично, maman уже и не напрягала слух – сентенции на тему русского правописания были ей мало интересны в силу возраста, да и сказать она хотела нечто совершенно иное.
– Иван Андреевич, не откажите в любезности отужинать с нами.
Лиза не поверила своему счастью – неужели ее возлюбленный по воле ее маменьки, которой она еще и не думала открываться в своих чувствах, проведет подле нее еще несколько чудесных минут?! Первой мыслью было обнять родительницу, но опасения взяли верх – пока все происходящее меж ними тайна (как наивна в этом молодость, полагающая свои тайны самыми секретными и тщательно замаскированными) не будет ли ее жест воспринят косно? А потому ограничилась она одной лишь улыбкой уголками губ – но и того матери было достаточно, чтобы схватить этот жест и ответить на него взаимностью.
Минуту спустя все уже сидели в столовой и за ужином обсуждали мнения Ивана Андреевича по тем или иным вопросам социального бытия.
– Скажите, – говорил Дмитрий Афанасьевич, – ведь вы обучаетесь по нашей, юридической профессии?
– Так точно-с.
– Не доставляют ли Вам хлопот занятия по словесности и грамматике?
– Во-первых, как мне кажется, для любого русского человека они не то чтобы не могут составлять хлопот а даже несут в себе некоторую приятную миссию. А во-вторых, как говорит Анатолий Федорович, «юрист в России – больше, чем юрист». Назначьте агронома или инженера председательствовать в суде – все дело завалит. А профессия юриста такова, что самые потаенные уголки человеческой души он видеть и чувствовать способен. И потому может и инженерией заниматься, и словесностью, и духовным воспитанием.
– Кони… – поморщился хозяин дома. – Граф Набоков утверждает, тот еще смутьян.
– Граф Набоков в этом не одинок, – парировал Бубецкой. – Общество вообще плохо приемлет Кони после процесса Засулич. Однако ж, его можно оценивать по-всякому, а с утверждением не поспоришь!
– И то верно, – смутился Дмитрий Афанасьевич и улыбнулся в усы. – А как Вы видите свое дальнейшее будущее, позвольте осведомиться? В юридической профессии или все же в лингвистике?
– Разумеется, в профессии той которой посвящена большая часть моего времени. В адвокатуре, полагаю.
– Что ж, достойно. А попади к Вам в руки эдакая Засулич – защищать станете?
– То святой долг адвоката.
Бубецкой предвидел негативную реакцию Светлицкого на такой ответ – и не ошибся. Хозяин дома сразу помрачнел и весь оставшийся вечер предпочитал уклоняться от разговоров. А потому беседы велись на темы отвлеченные, житейские, да и вообще весь ужин напоминал больше смотрины. Ивана Андреевича это тяготило, и потому ответив на некоторые вопросы своих сегодняшних корреспондентов, спустя полчаса он уже ехал на извозчике в свою квартиру на Староникитском.
Поднявшись в комнату – он снимал в доходном доме мадам де Фужере – он расстелил постель, улегся, но долго не мог уснуть и все ворочался. Проведя так около получаса, он поднялся с места и тихо, стараясь не шуметь, оделся и вышел из дому. Поймав извозчика, велел ему ехать далеко за город, на острова. А уже час спустя входил в загородный дом, что снимал его университетский товарищ Петр Шевырев. К тому моменту там уже было достаточно людно – и главным из присутствующих был высокий, статный, видный молодой человек с густой черной шевелюрой и жестким, цепким взглядом, выражавшим агрессию и решимость. Это был сын симбирского чиновника, старшего по гимназиям и учебным заведениям Ильи Ульянова, тоже студент юридического факультета Александр. Сидя в плохо освещенной комнате за столом средь собравшихся здесь студентов, произносил он не то чтобы речь – скорее читал мысли присутствующих. Говорил вполголоса, но реакция на слова его была столь животрепещущей, что и по губам читать могли – оттого, наверное, что каждое слово разделял каждый из слушателей.