1795 - стр. 44

Колокола так и трезвонят, черт бы их побрал.

Но сегодня воскресенье, он трезв – надо держать себя в руках.

Подошел к зеркалу и принял решение, которое пережевывал уже больше недели, а может, и больше. Надо остановиться. Хотя бы на несколько недель. Приглядеть, чтобы выполнялись квоты. Трясясь от страха, много не напрядешь. Хотя бы до осени. Время покажет.

Почистил мундир, потер мылом, постарался вывести, насколько мог, темные пятна. Все. Танцы только по воскресным вечерам, как и требует народный обычай.

С вновь обретенной уверенностью Петтерссон начал методично направлять нож на подвешенном на двери ремне – физиономия должна быть чистой и розовой.

Побрился, провел по щеке рукой и довольно кивнул сам себе.

Стук в дверь.

– Петтерссон… к тебе посетитель.

Голос Хюбинетта.

Интересно, кого это черт принес? Неужели опять Крук в своих башмаках для танцев с розеточками? Вытер насухо нож для бритья и положил на стол.

– Кто?

– Кардель. Ты его знаешь. Бродяга. Видок у него… гляди, чтобы не сблевать.

Хюбинетт не особенно склонен к метафорам, но на этот раз он нисколько не преувеличил. У Петтерссона даже глаза начали слезиться от отвращения. Кардель ждал его за воротами. Ни шагу не сделал, пришлось выйти ему навстречу.

– Ага… Кардель! Двадцать четвертый номер! Уж не забыл ли кто утюг у тебя на роже?