150 дней в Петербурге - стр. 5
Кажется, будто сегодня кофейных ларьков в центре города буквально тысячи. В радиусе квартала вокруг моего дома на углу Пестеля и Моховой их, например, аж шесть. Хотя на самом деле крупных ларечных сетей всего две, плюс конторка, владеющая бизнесом по продаже кофе из багажников легковых автомобилей. Правда, помимо двух крупных игроков на рынке действует еще и пара дюжин мелких. И такая конкуренция позволяет поддерживать приемлемый уровень цен и какой-никакой уровень сервиса.
Решив попробовать себя в роли бариста, я дошагал до ближайшего к дому ларька и спросил, не возьмут ли меня на работу. Парень-продавец набрал телефон хозяина, и вопрос решился за три минуты: на работу меня взяли. Правда первая неделя именовалась «стажировка» и, как это водится, не оплачивалась. Зато дальше обещали от тысячи ста до тысячи семисот рублей зарплаты в день, плюс чаевые.
Опытный бариста объяснял мне секреты мастерства:
– Воровать у хозяина или обсчитывать гостей – себе дороже. Выгонят без разговоров, а поскольку в этом бизнесе все друг друга знают, то больше работы ты не найдешь. А вот за чай никто тебя не накажет и даже наоборот.
– Да кто ж даст на чай в уличном ларьке?
– А ты постарайся, чтобы общий счет немного не дотягивал до круглой суммы. То есть был не 100 рублей, и ни в коем случае не 120, а например, 80. Тогда человеку будет лень забирать мелочь, и он оставит ее тебе. Или другой пример: здесь вокруг целая куча офисов. Оттуда часто приходят, чтобы купить кофе сразу на весь отдел – чашек десять-двенадцать. Свари им быстро, быстро все упакуй, а вот сдачу выдавай не торопясь. Кофе ведь стынет, ждать никому не охота, а деньги на кофе вроде как общие, оставить немного не жалко. Так что здесь на чай могут дать сразу рублей сто. Вот так по копеечке, по копеечке, к вечеру, глядь, получится рублей пятьсот. То есть половина того, что ты заработаешь официально.
С 13–00 до 15–30 в окошко не постучался ни один покупатель. Сидеть было ужасно скучно. Сперва я просто смотрел на улицу, а потом попробовал почитать новости на телефоне, но сеть ловилась плохо, и я плюнул.
После 17–00 люди поехали домой с работы, и торговля снова оживилась. Такого ажиотажа, как утром больше не было, но двадцать с чем-то чашек я все-таки сварил. Один чудак попросил добавить ему в эспрессо тыквенный сироп. Пахло от напитка так, будто в его кофе кто-то сварил пельмени.
К 19–30 поток иссяк окончательно, и я стал понемногу сворачиваться. Вымыл стойку внутри и снаружи ларька. Пересчитал оставшиеся бумажные стаканчики и упаковки сахара. Разложил по кучкам мелочь (ее обязательно нужно оставить, чтобы было чем выдавать сдачу завтра с утра). Казалось, будто запах кофе пропитал каждую пору тела, и еще болела спина.
В 21–00 я запер ларек, закрыл грохочущие ставни и только тут вспомнил, что за целый день так и не перекусил. Впрочем, устал я так, что есть совсем и не хотелось. В голове стучалась только одна мысль: больше на эту работу я ни ногой. Никогда! Ни за какие коврижки!
Простояв за стойкой тринадцать часов подряд, домой я доковылял в полностью разобранном состоянии. Дверь открыла жена. Она посмотрела на меня, сказала, что выгляжу что-то не очень, и спросила, не сварить ли мне, такому плоховыглядящему, чашку кофе?