1485, апрель - стр. 5
– Знаю-знаю! – Игорь Алексеевич заговорщески наклонился к Котикову, – Партбюро ваш опус остановило. Я сам и остановил. Моим личным распоряжением.
– Вы?! – Котиков пристально уставился на него, словно ожидая, что тот стянет с лица маску и, наконец, покажет свою истинную внешность, – Как это? Зачем? Почему?
– Вы это серьёзно? – улыбка исчезла с лица Игоря Алексеевича, – Вы зачем там Мавзолей и Ленина приплели? Ну, писали о Римской Империи, и писали бы! Зачем вам соцреализм вдруг понадобился? Я вас и тормознул тогда по партийной линии. Если бы не я, никто не знает, чем бы это всё для вас закончилось. Вы, вообще, в какой стране родились? Правил не знали, что ли?
– Так это вы были секретарём парторганизации? – неуверенно спросил Котиков.
– О! На третий день Штирлица осенило! – засмеялся Игорь Алексеевич, – Вы не обижайтесь. Время такое было. И все мы такими были. Но совесть моя и перед партией и перед вами совершенно чиста.
Котиков недоумённо поглядел на него.
– Да-да, чиста! Вы кофе-то пейте, а то остынет… Диссертацию-то я вашу срезал, это правда, но зато помните на конференцию в ГДР кто вас отправил?
– Ну… Мне Телегин тогда предложил… – неуверенно пробормотал Котиков.
– Ха! И кто такой этот ваш Телегин? – воскликнул Игорь Алексеевич, – Я вас рекомендовал, хотя вы и были беспартийный. Я вас и отправил. И вот там, в ГДР, мы с вами и встретились. Помните? Я там за вами тогда присматривал – вы же под мою ответственность поехали…
Котиков неуверенно сделал маленький глоток кофе и удивлённо посмотрел на Игоря Алексеевича. За границей он, действительно, был всего лишь один раз в свой жизни, и это была как раз та самая конференция в ГДР.
– Вспомнили? – ещё раз спросил Игорь Алексеевич.
Илья Андреевич задумался. Да, вроде и не так давно всё это было. В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Конференция историков об итогах Второй Мировой войны и попытках западной пропаганды исказить их… Честно говоря, Котиков мало что мог вспомнить. Разве что выступление венгерского коллеги, такое страстное, непосредственное, искреннее… Или тот румынский историк, с маленькой круглой головой, так смешно говоривший по-русски? Или пожилой немец из ГДР, который долго и скучно излагал какие-то факты и цифры с трибуны? Нет, пожалуй, самым ярким впечатлением Котикова из той поездки была незаконная демонстрация в предпоследний день, свидетелем которой он случайно оказался.
Конференция тогда закончилась довольно поздно, и уже начинало понемногу темнеть. До ужина ещё оставалось какое-то время, и Илья Андреевич решил пройтись по магазинам – благо, в карманах ещё оставалось довольно много марок, выданных в институте перед поезкой, и их можно было (нужно было!) потратить на что-нибудь полезное. В компании нескольких других участников конференции из разных стран социализма он вышел на улицу и, пройдя не более сотни метров, оказался на небольшой площади. Универмаг был на другой стороне. Внезапно внимание Котикова и его коллег привлекли громкие крики. Прямо посреди площади стояла толпа, человек может быть сто. В руках многие из них держали куски картона с написанными на них лозунгами и все всё время что-то громко кричали и скандировали. Митинг, судя по всему, был незаконным, так как прохожие испуганно шарахались в стороны и, прижимаясь к стенам домов, стремились незаметно прошмыгнуть мимо. Котиков тогда сразу подумал, что это была очередная демонстрация за объединение Германии и против Берлинской стены. На плакатах он сумел разобрать по-немецки «Мы – это народ!» и ещё что-то про «свободу». Не отважившись пересечь площадь, Илья Андреевич нерешительно остановился на тротуаре и стал наблюдать за происходящим. Не прошло и минуты, как на одной из примыкавших к площади улиц появилась полицейская машина – обыкновенная жёлтая «Лада-Нива» с мигалкой. Машина выехала на площадь и остановилась с краю. Из неё вылез немецкий полицейский с рацией. Не приближаясь к протестующим, он просто стоял возле машины и с кем-то говорил по радио по-немецки. Очень скоро окрестные улицы наполнились звуками сирен и синим светом полицейских мигалок. На площадь живо выкатились два крытых брезентом грузовика, пара черных «Волг» с синими мигалками и несколько полицейских автобусов с занавешенными окнами. Далее события стали развиваться с молниеносной быстротой. Из грузовиков и автобусов начали выскакивать полицейские. Из автобуса, остановившегося рядом с Ильёй Андреевичем, быстро выбежали двенадцать-пятнадцать девушек-полицейских в униформе. У каждой, не на поводке, а на блестящем прямом металлическом стержне около полуметра длинной была пристёгнута крупная немецкая овчарка в железной сетке-наморднике. Равномерно выстроившись вдоль одной из сторон площади и крепко держа металлические стержни обеими руками, девушки с собаками замерли по стойке смирно в ожидании дальнейших приказов. Овчарки сдержанно рычали, но лаять они не могли из-за намордников.