13-й отдел НКВД. Книга 2 - стр. 20

Я медленно попятился назад, возвращаясь ко входу. Старался это делать максимально тихо, ещё лучше, вообще беззвучно. Интересный, однако, разговор. Николай Петрович обсуждает со старшим по званию то, что ему приказали скрывать от жителей, не допустив утечки информации. И речь идёт об убийствах. Вопрос. Если все, кроме меня самого и политической ситуации, осталось, как есть, не о моем ли маньяке идёт речь…

Приоткрыл дверь, а потом со всей силы, аж штукатурка с потолка посыпалась, хлопнул ею, чтоб майор точно знал, пришли посторонние.

Матвеев буквально сразу выскочил в коридор.

– Симонов! Что надо? Только виделись сегодня.

– Разговор есть важный. Очень важный. Думаю, Вам не понравится. Информация, можно сказать, секретная.

Участковый мгновенно напрягся.

– Тут видите, какое дело… Его, конечно, афишировать не стоит. Опасно. По головке не погладят…

Матвеев, несмотря на свой возраст и комплекцию, а он далеко не стройный юноша, скажем честно, оказался рядом за одну секунду, и, сжав мое плечо, зашипел прямо в лицо.

– Откуда знаешь про убийства?!

Эх, товарищ майор, что ж ты такой… Ну… лох. Да. А иначе не скажешь. На пенсию пора, точно. Это же чистой воды психологический прием. Тема последнего разговора ещё сидит в голове из-за ее незавершённости. Ровно пять минут после внезапно прерванной беседы именно она, эта тема, является отправной точкой восприятия. Любой вопрос, не имеющий конкретики, мозг автоматически адресует к сигнальному маячку, который сам же себе и установил. Какие бы многозначительные фразы, кто бы сейчас не произнес, машинально участковый оценивает их в контексте насущной проблемы, потому что продолжает о ней думать. Вот так я хотел сказать, но, конечно, вслух озвучил совсем другое.

– Какие убийства, Николай Петрович? У нас?! Да Вы что? Кого убили? Женщин? Троих? Первая была найдена в посадке возле трассы. Вещи на месте. Ничего не украдено. Лежала, раскинув руки и ноги. На спине. Вырезаны глаза, рассечен рот, отсутствует язык. Вторая в таком же виде спустя меньше двух недель. Противоположный конец района. Там, где вырыт котлован. Третья – буквально несколько дней назад. Убийства – серийные. Вы про это?

Выпалил все одним заходом и замолчал, ожидая, пока участковый придет в себя и что-то скажет в ответ.

– Симонов… Кто тебе донес информацию? – Матвеева было жалко. Честно. Он выглядел, как человек с сердечной недостаточностью. Дыхание стало свистящим и с одышкой.

– Так видите в чем дело. Живу в другой реальности. Там я – мент. Расследую эти самые убийства. Поэтому и знаю.

Участковый на секунду завис, потом с пониманием хмыкнул, отпустил мое плечо и даже одним движением отряхнул смявшуюся ткань, расправляя ее.

– Очень смешно, Симонов. Обхохочешься просто. Юморист, смотрю.

Я в ответ тоже усмехнулся. Отличный вариант – в ситуации, когда не знаешь, что сказать, руби правду – матку. Чем она нелепее, тем больше вероятность, никто тебе не поверит. Сочтут за шутку. Заодно, сами придумают оправдание.

– Моя кому-то рассказала, да? Сколько раз говорил ей, бестолковой, не суй нос не в свое дело. Нет, ходит, подслушивает, а потом обязательно «по секрету» растрепет хотя бы одному человеку. Моя? Ну, говори.

Я сделал загадочное лицо и развел руками. Мол, додумайте сами, товарищ майор, намекая тем самым, что предположение его верное, но как порядочный человек в даму пальцем тыкать не могу.