12 стульев. Золотой теленок. Коллекционное иллюстрированное издание - стр. 56
Ипполит Матвеевич встал во весь свой прекрасный рост и растерянно посмотрел по сторонам. Он ничего не понимал, но, зная по опыту, что Остап Бендер никогда не говорит зря, молчал. В Полесове все происходящее вызвало дрожь. Он стоял, задрав подбородок к потолку, в позе человека, готовящегося пройти церемониальным маршем. Елена Станиславовна села на стул, в страхе глядя на Остапа.
– Наших в городе много? – спросил Остап напрямик. – Каково настроение?
– При наличии отсутствия… – сказал Виктор Михайлович и стал путано объяснять свои беды. Тут был и дворник дома № 5, возомнивший о себе хам, и плашки в три восьмых дюйма, и трамвай, и прочее.
– Хорошо! – грянул Остап. – Елена Станиславовна! С вашей помощью мы хотим связаться с лучшими людьми города, которых злая судьба загнала в подполье. Кого можно пригласить к вам?
– Кого же можно пригласить? Максима Петровича разве с женой?
– Без жены, – поправил Остап, – без жен! Вы будете единственным приятным исключением. Еще кого?
В обсуждении, к которому деятельно примкнул и Виктор Михайлович, выяснилось, что пригласить можно того же Максима Петровича Чарушникова, бывшего гласного городской думы, а ныне чудесным образом сопричисленного к лику совработников, хозяина «Быстроупака» Дядьева, председателя «Одесской бубличной артели – «Московские баранки» Кислярского и двух молодых людей без фамилий, но вполне надежных.
– В таком случае прошу пригласить их сейчас же на маленькое совещание. Под величайшим секретом.
Заговорил Полесов:
– Я побегу к Максиму Петровичу, за Никешей и Владей, а уж вы, Елена Станиславовна, потрудитесь и сходите в «Быстроупак» и за Кислярским.
Полесов умчался. Гадалка с благоговением посмотрела на Ипполита Матвеевича и тоже ушла.
– Что это значит? – спросил Ипполит Матвеевич.
– Это значит, – ответил Остап, – что вы отсталый человек.
– Почему?
– Потому что! Простите за пошлый вопрос: сколько у вас есть денег?
– Каких денег?
– Всяких. Включая серебро и медь.
– Тридцать пять рублей.
– И с этими деньгами вы собирались окупить все расходы по нашему предприятию?
Ипполит Матвеевич молчал.
– Вот что, дорогой патрон. Мне сдается, что вы меня понимаете. Вам придется побыть часок гигантом мысли и особой, приближенной к императору.
– Зачем?
– Затем, что нам нужен оборотный капитал. Завтра моя свадьба. Я не нищий. Я хочу пировать в этот знаменательный день.
– Что же я должен делать? – простонал Ипполит Матвеевич.
– Вы должны молчать. Иногда, для важности, надувайте щеки.
– Но ведь это же… обман.
– Кто это говорит? Это говорит граф Толстой? Или Дарвин? Нет. Я слышу это из уст человека, который еще вчера только собирался забраться ночью в квартиру Грицацуевой и украсть у бедной вдовы мебель. Не задумывайтесь. Молчите. И не забывайте надувать щеки.
– К чему ввязываться в такое опасное дело? Ведь могут донести.
– Об этом не беспокойтесь. На плохие шансы я не ловлю. Дело будет поведено так, что никто ничего не поймет. Давайте пить чай.
Пока концессионеры пили и ели, а попугай трещал скорлупой подсолнухов, в квартиру входили гости.
Никеша и Владя пришли вместе с Полесовым. Виктор Михайлович не решился представить молодых людей гиганту мысли. Они засели в уголке и принялись наблюдать за тем, как отец русской демократии ест холодную телятину. Никеша и Владя были вполне созревшие недотепы. Каждому из них было лет под тридцать. Им, видно, очень нравилось, что их пригласили на заседание.