Размер шрифта
-
+

12 проявлений учителя - стр. 29

Елифаз успокаивал Иова с мастерством бывалого проповедника, и даже я заслушался его. Однако было очевидно, что на Иова, страдающего от гноящихся ран, философские речи не произвели впечатления. Ему трудно было принять утешение от сытого и цветущего здоровьем приятеля. Более того, как мне показалось, назидательный тон Елифаза только усугубил раздражение Иова и спровоцировал его вспомнить о роли Бога в его несчастьях:

– О, если бы верно взвешены были вопли мои, и вместе с ними положили на весы страдание мое! – давясь рыданиями, с обидой прокричал ему Иов. – Оно, верно, перетянуло бы песок морей! Оттого слова мои неистовы. Ибо стрелы Вседержителя во мне. Ужасы Божии ополчились против меня! О! как бы я радовался, если бы Он простер руку Свою и сразил меня! Это было бы еще отрадою мне, и я крепился бы в моей беспощадной болезни, ибо не отверг Его наставлений! Откуда взяться силам у меня? Да и на что мне надеяться, чтобы продлевать эту бессмысленную жизнь?

Крики Иова свидетельствовали о его полном отчаянии. Моя надежда, что слова Елифаза помогут ему вернуться на путь истинный, оказалась тщетной. Я пожалел, что пришел в это место и стал свидетелем такого неприглядного малодушия. Впрочем, с другой стороны, это позволило мне понять, что я выбрал себе не того духовного наставника. Вероятно, мне следовало идти в услужение к Елифазу, который на деле оказался куда более религиозным.

Как обычный человек, Иов, вероятно, ожидал сострадания и моральной поддержки от друзей. Но назидания Елифаза вызвали у него горечь, и он закричал:

– Настоящие друзья должны с состраданием относиться к несчастному! Но вы, братья мои, не верные друзья! Увидели страшное и испугались! – в исступлении говорил он. – Разве я о чем–нибудь просил вас? Научите меня, и я замолчу. Укажите, в чем я нагрешил? Вы придумываете речи для обвинения? На ветер пускаете слова ваши!

Друзья Иова хмуро молчали, раздумывая, как помочь человеку, потерявшему последний разум. Как истинные праведники, они не имели право развернуться и уйти, оставив его. А Иов, видимо, совсем отчаявшийся, принялся обращаться к Богу:

– Не буду больше сдерживать свои слова! В своем горе буду жаловаться: разве я морское чудовище, что Ты поставил надо мной стражу? Когда подумаю: утешит меня постель моя, Ты страшишь меня кошмарными снами; и душа моя желает лучше смерти, чем такой жизни. Опротивела мне жизнь! Отступи от меня, ибо дни мои – суета. Доколе же Ты не оставишь меня в покое, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою? Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, Страж человеков? Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость?!

Отчаянный крик Иова потряс меня. Я в изумлении поднял лицо вверх и обратился к небесам:

– Как может образцовый праведник испытать такое отчаяние? Он так обижен на Тебя, что хочет навеки исчезнуть и не существовать более? Весьма странное решение… Никогда не смогу понять его.

Я не представлял, что можно было бы сказать человеку, находящемуся в таком умопомрачении. Но друг Вилад, славящийся на всю округу консервативным следованием традициям, веско остановил его зычным голосом:

– Сколько еще ты будешь говорить так, Иов? Слова твои как бурный ветер! Неужели ты сомневаешься в справедливости Бога? Дети твои, наверное, согрешили, вот Он и забрал их. А ты, если совесть твоя чиста, помолись Богу, и Он придет тебе на помощь!

Страница 29