1000 не одна боль (2 книга) - стр. 5
Лживая дрянь просто нашла к нему подход. Она влезла змеей ему в душу, ее научили, она шпионка Асада. Маленькая лицемерная шармутка, недостойная, чтоб он марал свой язык, произнося ее имя по-арабски. Нет, он не пощадит. Казнит суку. Но вначале раздерет на части, утолит голод, вонзится в нее и превратит в простую смертную с дырками для его члена. Ничего особенного. Аднан не слабак – русская сучка умрет после того, как он прольет в нее свое семя.
Но мысли о ее смерти причиняли ему боль. Там, где та самая буква натягивала мясо и сухожилия, болела под кожей. Он должен был ее убить еще до восхода, едва увидел доказательства предательства. И не смог. Потянул время. Потянул намного больше, чем полагалось.
Представить не мог, что его люди посмеют тронуть пленницу в яме. И напрасно. Она больше не была его женщиной, а стала всего лишь узницей. Внегласно они имели право сделать с ней, что угодно. Внегласно. Но они знали, что она принадлежала ЕМУ, а у него не бывает бывших, никто не смеет тронуть то, к чему прикасался он, если Аднан сам не решил иначе. И это правило тоже было внегласным. Они его нарушили. ПОСМЕЛИ! И это сводило с ума. Чья-то похоть и вожделение по отношению к той, кого он даже не попробовал, а хотел так, что скулы сводило и в паху огонь разливался. Сатанел от одной мысли о белой девчонке. Он захотел ее заклеймить, отметить собой, смять ее тело, оставить на нем следы своих пальцев, зубов, ногтей – не важно что, но чтоб трогать ее, трахать ее, кончать в нее. Стереть с ее тела любое другое прикосновение, забить своим запахом и отпечатками, расписать ее всю собой. Ревность зашкалила с такой силой, что ему казалось – он сдохнет, если не возьмет ее перед казнью.
Ее страх только злил еще больше, ее голос сводил с ума, раздражал, снова заставлял сомневаться, Аднан хотел отнять возможность говорить, закрыть ей рот скотчем, он мог отнять почти все, включая ее жизнь, но хотел только то, что она могла дать ему добровольно. Хотел то, чего никто и никогда не давал, то, что ему самому было до сих пор не нужно, то, чего не знал и во что никогда не верил. Он хотел ее душу, мысли. Понять хотел, чего она хочет на самом деле. Хотел, чтоб она его была. Чтоб любила звук его имени, как он любил его слышать ее голосом. Но Аднан знал, что любви на самом деле не бывает. Любила его лишь мать и верила, что любима его отцом, которому на самом деле было плевать на нее. Ну и к черту любовь. Аднан возьмет ее тело, заставит бояться, заставит дрожать от ужаса, если не от вожделения.
А когда вошел в нее раскаленным от похоти членом, словно по позвоночнику огненная магма потекла и в голове взорвался фейерверк – не солгала. Не было там никого, кроме него. Первый он. Как и думал раньше. Не ошибся. Не подвело чутье, и удовольствие разлилось по всему телу, обжигая страстью, диким желанием, болезненным наслаждением. Но остановиться уже не смог, Аднану было мало. Ее тела мало. Он не хотел причинить страдания. Стонов ее захотел, чтоб снова имя его шептала, задыхаясь, извивалась в руках.
Но голод и желание оказались сильнее, потерял контроль. Излился в ее истерзанное тело так, как никогда и ни с кем другим, рассыпался в прах. Наслаждение граничило с агонией, и понимал, что она может дать больше. Это не все. Это лишь жалкие крошки. Физиология. Если бы в этот момент Альшита кричала не от боли, а от наслаждения, если бы не плакала и не всхлипывала, а шептала его имя и закатывала глаза в экстазе, он бы сошел с ума от счастья. Впервые сошел с ума с женщиной.