1000 не одна боль (2 книга) - стр. 30
Когда он вышел, я облокотилась обеими руками на стол и склонила голову… Я знала, что он прав. Но это ничего не меняло. Я по-прежнему не могла смириться с неволей, не могла принять, что я не принадлежу себе и что кто-то распоряжается моей жизнью на свое усмотрение.
Подошла к зеркалу и посмотрела на свое платье… потом повернула голову и поискала взглядом тот наряд, о котором говорил Рамиль. Заметила его сразу же. Он сверкал серебристыми стразами. Длинное вечернее платье… весьма своеобразное и на вид очень закрытое. Но это было лишь видимостью, потому что, когда я его надела, оно облепило мое тело как вторая кожа и лишь у колен расходилось пышными фалдами к полу. Ни одного разреза, высокое декольте, и в то же время грудь четко обрисована тонкой тянущейся материей с блестками. Да, «евнух» был прав, и мне действительно синий подходил намного больше. Я сама засмотрелась, невольно повернулась боком, потом другим. Приподняла руками волосы, отпустила, позволив им рассыпаться по плечам. Разве это я там в зеркале?
– Если вырубить весь свет во Вселенной, твои волосы будут сверкать, как солнце, и освещать все вокруг.
Вздрогнула от неожиданности и замерла, увидев позади себя Аднана. Он смотрел на меня горящим взглядом, от которого по коже пошли мурашки, и гладил мои волосы едва касаясь их ладонями, потом убрал их с моего плеча и намотал локон на палец, поднес к лицу.
– Наденешь платок. Не хочу, чтоб мои гости ослепли… или пусть слепнут от зависти. Я пока не решил.
И криво усмехнулся, разглядывая меня с ног до головы.
– Платье Рамиль выбрал?
Я кивнула, не понимая – ему нравится или нет.
– Ты в нем, как голая…
Развернулась и дерзко спросила.
– Раздеться, надеть другое? Может, паранджу? Или не пойти? Последнее мне нравится больше всего. И зачем платок, ты можешь их обрезать или перекрасить. Я же твоя вещь.
Прищурился и продолжил гладить мои волосы.
– Они слишком красивые, чтоб их обрезать, я с ума схожу от них.. и не хочу, чтоб их видели другие. Не хочу, чтоб трогали тебя глазами.
Зеленые глаза бедуина потемнели на несколько тонов и блестели голодным блеском, который всегда меня пугал. Он протянул руку к столу и взял с него бархатную коробочку, раскрыл ее и, развернув меня снова к зеркалу, приложил мне на грудь ожерелье из белого золота с синими камнями в форме цветов. Щелкнул застежкой. Склонился к моим ушам и хмыкнул – у меня оказались не проколоты уши. Да, мне нельзя, у меня аллергия на металл, а дорогое белое золото мои родители не могли себе позволить. Вспомнились разглагольствования Рамиля, и на глаза навернулись слезы. Мы не жалкие, не нищие. Просто нам не повезло родиться с миллионами! Почему-то от этих мыслей взяла злость.
– Я распоряжусь проколоть тебе уши до приема, чтоб надела мой подарок. – погладил мочку уха, потер пальцами, это было приятно, но я все же увернулась. – Мне хочется украшать тебя… и в тоже время натянуть на тебя мешок, чтоб никто не видел – насколько ты красивая, Альшита. Ты делаешь из меня безумца… я сам себя боюсь.
А я боялась его таким, мне казалось, что эта страсть делает из него психопата, и он снова причинит мне боль.
– Я могу причинить тебе адскую боль, Альшита, и не хочу этого… Я зверею, когда представляю тебя с другим мужчиной.
Он словно прочел мои мысли, и я невольно вздрогнула. Этот мужчина пробуждал во мне самые противоречивые эмоции, самые острые, страшные и в тоже время невероятные. Рядом с ним я словно находилась на краю пропасти, и лишь он мог толкнуть меня вниз или удержать… а может быть, толкнуть, а потом поймать на лету.