1000 боевых вылетов. «Ночной ведьмак» - стр. 30

В действительности километры всегда длиннее, чем на карте. А если к ним прибавить полетное обмундирование летчика, то они покажутся совсем уж длинными. Идем напрямик, обходя деревни и минуя дороги. Сколько идем? Я уже потерял счет дням. В мыслях только одно: надо выйти! Выйти к своим. Выйти из этого мертвого леса, из этого снега. Снег, снег… Какое проклятье, этот снег! И нельзя думать о пище. У нас и так мало сил. Вчера вечером мы попытались добыть пищу в деревне, но там оказались немцы. Хорошо, мы их заметили издали. Они послали в нашу сторону несколько очередей из автоматов, но преследовать не решились. И опять мы идем лесом, проваливаясь по пояс в рыхлый, податливый снег. Если бы хоть немного поесть! Все чаще и чаще падает Федор. Но останавливаться нельзя, надо идти. В лесу смерть. А в этой деревне? Дождемся вечера, в сумерках подойдем ближе. Если там окажутся немцы, нам останется только достать пистолеты… На большее нет сил…

– Стой! Кто идет?

– Свои! Русские…

Нам показывают, как пройти к штабу. Румяный часовой преграждает путь:

– Кто такие? Куда?

Опережая наши ответы, Федор протягивает «филькину грамоту». Часовой прочитывает ее, осматривает нас с ног до головы и как-то лениво заключает:

– Значит, от Бати топаете. – Он толкает дверь носком валенка и кричит: – Товарищ полковник! К вам два майора и капитан!

– Пусти!

Входим в просторную избу. За столом трое военных без знаков различия. Кто из них полковник? Собственно, это неважно. Перед нами на столе навалена всякая снедь, а над всем этим – чудо! – посвист пузатого самовара! Чувствую, как начинает кружиться голова.

– Кто такие? Откуда прибыли? Зачем?

Мне кажется, что вопросы задают все трое, до того они смахивают на молочных братьев: одинаково упитанные, круглолицые, у всех троих расстегнуты воротники гимнастерок, на коленях лежат полотенца. Особенно колоритна фигура того, что сидит в середине стола.

«Уж не он ли полковник?» – спрашиваю себя. И, как бы отвечая на мой вопрос, сидящий в середине стола повелительно произносит:

– Почему не докладываете? Кто? Откуда?

Федя делает шаг вперед и протягивает бумажку, которая уже открыла нам двери в эту избу. Я смотрю на Федю и каким-то шестым чувством угадываю, что он сделал последний шаг, что силы вот-вот оставят его и он упадет, как это уже было не раз в лесу.

– «…для оказания помощи товарищам летчикам», – заканчивает чтение протянутой бумаги тот, кого я принял за старшего… – Г… вы, а не летчики! Летчики летают, а вы по земле ползаете!

Грубо, но в общем-то правильно. Какие уж мы летчики! Я смотрю на товарищей. Оборванные комбинезоны, черные впадины под глазами, заросшие щетиной щеки, сухие, в клочьях потрескавшейся кожи губы… Вид у нас, прямо скажем, не очень…

– Опять Петров направил, – резюмирует наше молчание старший.

– Из «Грозы»?

– Да.

Все трое пристально разглядывают нас.

– Ну, так чем мы можем вам помочь, «летчики»? – оттеняет иронию последнего слова старший.

Я едва сдерживаю неприязнь:

– Простите, товарищ… не знаю вашего звания… Нам сказали, что у вас есть самолеты и вы можете переправить нас через линию фронта.

– Я – полковник, начальник авиации армии! А что же вас Петров не отправил? У него тоже самолеты бывают.

– Отряд Петрова вынужден отступить…

– А если нет у меня для вас самолетов?