100 свиданий с ведьмаком - стр. 8

— Почему мне кажется, что все это было не по-настоящему? — вкрадчиво спросила Марья Моревна.

И голос хорош. Обволакивает, расслабляет… отупляет. И запах… Елисей его помнит. «Белый сон», духи по триста шеленгов за унцию.

Еся промолчал, не видя смысла в ответе. Не дождавшись его реакции, девушка подошла ближе.

— Эй, — весело сказала она. — Не дуйся. Я тоже не в восторге от этих… смотрин. Но что поделать? Да, мы взрослые люди, можем и сами решить, кого выбрать, но долг наш – то крови долг.

Елисей усмехнулся. Крови? Это точно.

Марья подошла вплотную. Приподнялась на каблучках, заглянула сапфировыми глазищами ведьмаку в лицо. Принюхалась, зрачки расширила.

— Медведем пахнешь. Ты мне нравишься, Елисей. Мед-ведь-маг.

Еся повторил ее движение, нагло заглянул в вырез роскошного серебристого платья:

— А ты мне – нет… Царевна-Лебедь. Черная Лебедь. Лебе-ду́шка… без души.

Марья отшатнулась, побледнела:

— Откуда знаешь?

— Ну… скажем, кое-кто видел твою Тень[1], — Елисей издевательски улыбнулся.

— Не может быть! Как?! Это был… ты?!

— Я? Не-е-ет, — протянул ведьмак. — Ты спрашивала, зачем это шоу? Для тебя. Ты ведь Лебедь Черная. Вы лжи не терпите. В старые времена вы женихов тщательнее выбирали. Сначала постелью: хорош – не хорош. Затем Правдой и Кривдой. А жениха солгавшего, вы, лебеди, раньше… — Еся сделал вид, что вспоминает. Изобразил целую клоунаду: отшатнулся, прижал ко рту ладонь: — Свежевали и сжирали… живьем?! И меня сожрешь?

— Кто?! — Марья Моревна смотрела на него потемневшими глазами.

— Не скажу. Секрет. Не оставите меня в покое – по всему городу разнесу, что Морановы душу Нави продали.

Елисей заметил Изю, выходящего из такси и, уходя, бросил:

— Не лю́ба ты мне.

И не услышал тихого, вслед:

— Не пожалел бы…

***

Марья купила себе квартиру в центре Сити-круга с видом на памятник основателю Первого ведьмацкого рода, подальше от своего темного родового «гнезда» на Холмах. Ей нравилось сюда возвращаться. Жаль, что много времени приходилось проводить в других местах, тайных. Но теперь тайное грозило стать явным.

Марья прошлась по комнате, посмотрела в окно на ярко освещенную Ратушную Площадь, подошла к стене и стукнула кончиком пальца по овальному, в бронзовой раме, зеркалу на стене. Впрочем, бронза была не бронзой, а зеркало – не зеркалом.

— Дух, явись.

Зеркало молчало. В последнее время Дух совсем отбился от рук: смел хамить и уклоняться от вызова.

— Молчит? Наверное, выдохся, — задумчиво протянула Марья. — Жаль. Первое мое творение. Стекло из костной муки мертвецов, основа на крови девственниц, рама дорогая, слюной дракона закаленная… С другой стороны, на курсах управления гневом говорили, что к вещам привязываться нельзя. Решено! Амальгаму пущу на декокты от морщин, бронзу на артефакты переплавлю.

Долго ждать не пришлось: в середине зеркала возникло сонное лицо Духа. Зевающая физиономия вытеснила Марьино отражение. Дух раскрыл глаза и с преувеличенным удивлением воскликнул:

— Хозяйка! Припозднились вы! А я тут… задремал немного.

— Скажи мне, Дух, красива ли я? Есть ли в Сильверграде девы, мне красотой подобные?

— Ну, насчет девы я бы…

Марья шикнула. Зеркало покладисто продолжило:

— Вы прекрасны. Оком своим зорким смотрю-ищу-обидеть хочу. Нет, не нахожу! Красивее вас в Сильверграде нет никого! Другое дело за пределами…