100 очерков о Петербурге. Северная столица глазами москвича - стр. 76

Уникальная судьба, удивительная жизнь. Жизнь сына была прямым продолжением жизни отца – ив профессиональном, и в нравственном отношении. Свой высший общественный долг они видели в том, чтобы своим трудом способствовать обогащению исторической памяти русского народа, совершенствованию его национального чувства – без аффектации, без громких слов. Это было истинное служение – служение непреходящим ценностям, а не минуте, не «злобе дня».

Дело, которому отец и сын Бычковы посвятили свои жизни, живет и развивается. Жаль, однако, что нет сегодня в Библиотеке видимых знаков их памяти: мемориальной доски и портретов в читальном зале Рукописного отдела, мемориального уголка Ивана Афанасьевича – там, где стоял его рабочий стол… Ведь судьба отца и сына Бычковых – уникальный пример династической преемственности. Уникальный – а потому заслуживающий не словесной, а истинной, вечной, памяти и почитания.

Зал редких книг (Кабинет Фауста)

В заключение еще одна цитата из заметки Афанасия Бычкова «О должности библиотекаря», написанной в 1856 году: «Дать другое положение библиотекарям – значило бы поставить личный состав отечественного книгохранилища в странный контраст с личным составом подобных же учреждений, находящихся в первенствующих столицах Европы, и отнять возможность у библиотеки определять в службу лиц, которые своими познаниями были бы полезны и ей самой, и отечественному просвещению…»

Среди тех, кто изучал и рассказывал современникам и потомкам историю нашего города, Пётр Николаевич Столпянский занимает особое место.

Во-первых, огромным объемом написанного им – по этому показателю с ним не может конкурировать никто из петербурговедов. Во-вторых, тематическим разнообразием своего наследия. В-третьих, «адресностью» этого наследия: он обращался не к узкому кругу специалистов, не к случайному «гостю города», которого интересуют лишь основные вехи истории и главные достопримечательности, – читателем его работ, знакомым и понятным их автору, был тот петербуржец, петроградец, ленинградец, который не просто жил в этом городе, но и проявлял интерес и любознательность к нему.

Трудно сказать, был ли Столпянский исследователем в строгом, сугубо научном смысле этого слова. Он не столько объяснял, сколько излагал. Излагал громадное количество фактов, между которыми обнаруживались неожиданные связи, которые выстраивались в удивительные цепочки или завязывались в тугие узлы. Именно факт петербургской истории являлся, как это было принято говорить в те времена, «альфой и омегой» всех трудов Столпянского, поиск новых фактов – смыслом этих трудов. Думаю, не будет преувеличением считать, что Петру Столпянскому принадлежит заслуга создания едва ли не половины той фактической базы, которой располагают и которую используют сегодняшние петербурговеды.

Он был неутомимым и неугомонным «первооткрывателем» новых тем и подходов в истории родного города. Большинство его предшественников «описывало» город, более или менее подробно рассказывая о его достопримечательностях или памятных событиях его истории. Тезка Столпянского Пётр Николаевич Петров стал первым, кто забрался в архивные «дебри» и поднял, заставил «работать» огромные массивы старых, никем до него не тронутых документов. Михаил Пыляев смог рассказать историю Петербурга увлекательно и неожиданно – именно его замечательные (но отнюдь не носившие исследовательского характера) сочинения «Старый Петербург» и «Забытое прошлое окрестностей Петербурга», а не тяжеловесный, трудночитаемый, рассчитанный на специалиста или очень подготовленного читателя труд Петрова, сделали в последние годы XIX века историю российской столицы «модной» темой, привлекли к ней широкий читательский интерес.