10 лекций по теле– и радиожурналистике - стр. 31
Седьмое: ведущий растерялся. В моей практике были случаи, когда я не то чтобы терялся, я ведь не грибник в лесу, но пропускал какие-то удары. И меня спасал режиссер. Когда вы только запускаете интерактив, особенно первые недели, особенно с новичком-ведущим, гендиректор, генпродюсер должны находиться рядом, чтобы иметь возможность сказать на ухо, написать, каким угодно способом прийти на помощь.
Восьмое: проблема индивидуального стиля. Хотя это вообще не проблема, если разобраться. Интерактив – это свобода, прерии и пампасы для индивидуалиста. Соловьев умеет петь, и он на эфирах поет. Я легко запоминаю стихи и умею говорить голосом Жириновского, и потому я легко выхожу в эфир со словами (голосом Жириновского):
Я с теми, кто вышел
строить и месть
В сплошной лихорадке
буден.
Отечество славлю —
которое есть.
Но трижды —
в котором есть Губин!
(Аплодисменты).
Несколько ответов на несколько вопросов
Из зала. Сколько человек готовят программу?
Губин. Два человека: я и администратор Сережа, которого я обычно называю продюсером, потому что так ему приятнее, а зарплату можно не повышать. Еще у меня есть личный режиссер. Дело в том, что когда программа запускалась в эфир, вокруг нас была очень агрессивная среда: типа «к нам пришли чужаки». Приходишь в студию – а у тебя отключен телефон, штекер выдернут, наушников нет, и эфир на грани срыва. И вот эти проблемы решает твоя служба безопасности, которая называется твой режиссер. В принципе, идеальная схема предполагает, что есть продюсер (редактор), который готовит темы + ведущий + администратор + режиссер + музыкальный редактор. Но мы работаем втроем.
Из зала. Ваши отношения с коммерческой службой?
Губин. У меня нет интимных отношений с коммерческой службой. Мне не мешает коммерческая служба, абсолютно. Я не торгую гостями и не торгую новостями. Возможно, у коммерческой службы есть ко мне претензии, но снять меня с эфира они не могут. Рекламный блок идет перед началом программы, после новостей, и в конце – после программы, перед новостями. Если они хотят добавить минуту рекламы к трехминутному выпуску новостей в середине программы – бога ради, их право. Думаю, я нашей коммерческой службе тоже не мешаю, потому что повышаю не столько количество, сколько качество аудитории: меня слушают обеспеченные люди. И в этом смысле радио «Монте-Карло», которое заявляет: «У нашей аудитории деньги есть», поступает абсолютно верно.
Из зала. Можно ли прерывать программу?
Губин. Если будет чрезвычайное, экстренное сообщение, я сам прерву программу. Смерть президента оборвет любую программу. Или случай типа «Норд-Оста». Но там захватили заложников уже после того, как я завершил «Телефонное право». Но если бы это случилось во время эфира, я бы просто очень резко сменил тему. Я все-таки человек с большим опытом злых дел. Я топил «Курск» в прямом эфире, я в прямом эфире поджигал телебашню, рушил Всемирный торговый центр. Заложников на Дубровке тоже захватывал я: только в студии уже не «Маяка-24», а «Радио России», откуда я во время всех бед народных и вел прямые эфиры.
Из зала. Как происходит оценка вашей программы?
Губин. Раз в год заказывается исследование не специально ради нас, а для оценки эффективности работы радиостанции в целом. И тогда исследуются доли аудитории по часовым блокам. В остальное время мы полагаемся на косвенные оценки аудитории: о нас пишут, о нас говорят, нам пишут.