10 лекций по теле– и радиожурналистике - стр. 26

Помимо них, есть ряд людей, которые умеют блистательно болтать на любую тему, что бы ни обсуждали. Вот, скажем, уже поминавшийся Федор Павлов-Андреевич. Федя – это человек-оркестр. Надо – он поговорит о том, нужно ли тратить деньги на орбитальную станцию «Мир». Причем у него наверняка обнаружатся пара знакомых космонавтов, с которыми он тусовал в «Карма-баре», а также идея собрать на Байконуре грандиозный рейв. И все будут слушать, открыв рот.

Маркетологи, рекламщики, ди-джеи, режиссеры, адвокаты, издатели и владельцы книжных магазинов, театральные критики и кинопродюсеры – это все мои люди.

Но, повторяю, первые люди в глянцевых журналах, колумнисты глянцевых журналов – это ноу-хау нашей программы.

В отличие от гостей, эксперты не обязательно должны быть представителями элиты. Они могут вполне могут быть представителями враждебного нам лагеря изданий, напечатанных на плохой бумаге, которые раздаются на перекрестке бабушками, хорошо помнящими Гражданскую войну. В качестве экспертов нам, прежде всего, нужны люди, которые знают толк в предмете разговора, непосредственно посвящены в проблему.

В принципе, их можно брать все из того же мира глянца, только специализированного. В Москве сегодня издается примерно 250 профессиональных журналов, там можно найти что угодно: от «Рыболова-спинингиста» до «Швеи-вышивальщицы владимирским крестиком по глади». Специалистов пруд пруди. Вы обсуждаете легализацию оружия – есть журнал «Оружие». Его главный редактор точно знает все про эту тему, и он уж поставит на место слушателя, который будет уверять, что в Америке продают оружие кому ни попадя. Или вот была тема, начало которой вы слышали: «Ночная жизнь и ночные клубы». В принципе, можно было взять ребят из журнала «Не спать!». Но почему в качестве эксперта был приглашен все же адвокат Добровинский? Тот самый, который с прозрачным портфельчиком по заседаниям суда ходит, носит «бабочку» и курит сигары? Потому что он, я это знал, еще и великий тусовщик. Он, например, однажды ночью в гольф играл – там всем выдали светящиеся клюшки и шары, лунки осветили. С одной стороны, он известный адвокат, с другой – известный любитель и знаток тусовочной жизни. По-моему, прикольно. И куда более неожиданно, чем клубный журнал. Мы любим звать в эксперты прикольных людей.

Третье, мы используем принцип остранения. Его сформулировал Виктор Шкловский, который писатель, и чуть ли не первый отечественный структуралист. Так вот, писатель Шкловский был умен, но по молодости не слишком грамотен. Он правильно сообразил, что для прояснения смысла текст нужно помещать в необычный, странный контекст. Но то, что слово «остраннение», которое от слова «странный», надо в таком случае писать с двумя «н», он не знал, и оно через одно «н» так и вошло в историю русской лингвистики. Остранение – это помещение привычного текста или привычного явления в непривычный контекст. Чтобы они, как справедливо Маяковский заметил, в привычку не входили и не ветшали как платья. Остранение играет роль химчистки смыслов.

Так вот, мы любим приглашать известных людей в неизвестном качестве. Например, приглашение Павла Бородина в качестве многодетного родителя и эксперта по многодетности – это и есть типичное остранение. И Паулы Мессаны в качестве матери-одиночки при обсуждении системы социальных пособий – тоже. Потому что в остранении всегда есть некий идеологический подтекст – я имею в виду не политику, а метафизику жизни. Потому что мы знаем, что такое мать-одиночка: это несчастное существо, которое жалуется на плохую жизнь, никак ее не может устроить, зарабатывает очень маленькие деньги. И что же? Получите мать-одиночку – одного из самых высокооплачиваемых наемных медиа-менеджеров, автора книг, которая может рассказать, как она застраховала свою жизнь в пользу дочек. Очаровательнейшая, обаятельнейшая, тусующаяся в ночных клубах мать-одиночка. Вот, пожалуйста, типичное остранение.